Тема коллективизации в романе М.А.Шолохова «Поднятая целина».

    Сюжет романа «Поднятая целина» переносит нас на Дон, на хутор Гремячий Лог, куда одновременно приезжают участники и идеологи будущего конфликта: один, Половцев, ночью, как волк, потому что он белогвардеец, другой, бывший путилов-ский рабочий и красный моряк Давыдов, — днем, открыто. Половцев хочет втянуть передохнувших после гражданской казаков в Союз борьбы за освобождение Дона, Давыдов как двадцатипятитысячник должен собрать всех в колхоз, поприжав покрепче кулака. После приезда вожаков стремительно разворачивается сюжетное действие с его основными «узлами»: первым собранием бедняков, принявшим решение раскулачить «богатеньких», сценой раскулачивания Гаева, Лапшинова и прочих, раздачей имущества беднякам, вторым собранием гремяченцев по созданию колхоза, драматическим «бабьим бунтом», сценой пахоты, когда Давыдов сумел организовать социалистическое соревнование бригад. Массовые сцены — художественная особенность нового, советского романа — романа социалистического реализма. Что хочет сказать художник таким сюжетостроением? «Течет» масса народная, выявляя свое, заинтересованное отношение к новым идеям, стало быть, народ — хозяин и творец истории. Так ли это? Половцев сразу взял в оборот местного агронома и крепкого хозяина Якова Лукича Островнова.
Давыдов сразу начал подзадоривать бедняков: «Кулак гноит хлеб в земле», и жалобные голоса незамедлительно откликнулись: «Эти (быки) у богатых, им и ветер в спину», а Любишкин предложил: добро богатых нужно отдать в колхоз.
Роман «Поднятая целина» повествует о создании колхоза и полифоничности мнений самих крестьян. Все заинтересованы, равнодушных не было: мужик в лисьем треухе предложил собрать бедняков в один колхоз, середняков — в другой, а лодырей — на выселки. Николай Люшня убежден: «колхоз — дело добровольное, хочешь иди, хочешь — со стороны гляди», т. е. он за свободу выбора. Доводы Кондрата Майданникова, середняка, привлекают, но не убеждают: он верно назвал причины незащищенности единоличного хозяйства — и засуха, и проливные дожди, и неурожай, и свалившаяся вдруг на работника хворость, и смерть хозяина. Он серьезен и обстоятелен, этот человек, который принимал у своей коровы, трепеща, маленького, дрожащего бычка, растил как ребенка, а теперь, голосуя за колхоз, отдавал свою «худобу» в чужие руки, возможно, ленивые и равнодушные. «Правда» Кондрата трогает нас до слез, ибо его трудовые мозоли, любовь к родному наделу, животине свидетельствуют о глубокой укорененности в жизни и понятном каждому страхе за будущее. Какая же вина лежит на бездумных устроителях колхозов за миллионы обманутых Май-данниковых! А предпосылки трагедии уже обозначены в итогах собрания. «Ты нас не силуй», — прозвучал голос одного из многих. «Таких, как ты, всех угробим», — пообещал коммунист Давыдов, не вдумавшийся в народные мнения. А ведь коряво, без опоры на науку были высказаны идеи фермерского хозяйства на всех уровнях: для богатых, для середняков, для бедняков с постоянной и целенаправленной помощью государства последним.
...Жизнь в Гремячем Логе встала как «норовистый конь перед препятствием», и это естественно: кто-то сводил на общий баз свою скотину, кто-то убивал коров и телушек, объедаясь до болезни мясом, кто-то приходил на конюшню покормить своего коня. Брожение усилилось, когда стало известно, что соседи из другого колхоза претендуют на часть семенного фонда. Мужики готовы были развязать новую гражданскую войну: «Ярские приехали забирать семфонд!», а в ответ: «Вас в Соловки надо сажать, собаки на сене!» Страшные по свирепости и жестокости сцены!
В драматических коллизиях романа раскрываются характеры интересные, самобытные, описанные ярко, пластично, с юмором и со слезами. Не может читатель не сочувствовать Давыдову с его широтой души и внутренней правдивостью, но ставшему носителем командно-административной системы и ее заложником, не может не горевать над неустроенностью жизни, несогретостью Нагульнова, верящего в мировую революцию и готового за нее жизнь отдать, несущего в себе страшную идеологию «нагульнов-щины» и фанатизм, граничащий с безумием.
Значение романа «Поднятая целина», бесспорно, и в мало-мальски правдивом изображении деревни 30-х годов на фоне лубочной, парадной советской литературы, и в том, что Шолохов, по существу, открыл своим романом «деревенскую прозу» XX века. И наш интерес к произведениям Ф. Абрамова, В. Белова, В. Распутина, В. Тендрякова, В. Шукшина неизменен именно потому, что мы когда-то в школе впервые познакомились с деревенскими проблемами, сроднились с ними благодаря Шолохову.