Иван Грозный. Великий Царь Земли Русской
План
.
1. Введение
2. Начальные годы царствования
2.1 Юность
2.2 Вступление в царские права
2.3 Золотые годы власти
3. Последующие этапы правления
3.1 Изменения в мировоззрении царя,
опричнина
4. Итоговые периоды царствования
Ивана Грозного
5. Заключение
6. Литература
1. Введение
Историческая фигура, которая до сих пор притягивает к себе взоры ученых,
исследователей, людей интересующихся историей, представляет собой Иван Грозный.
Большое количество труднопонимаемых фактов имеется в этом царствовании,
возникновение которых объясняют не всегда одинаково различные исследователи.
В этой работе раскрывается изображение Иоанна как царя и человека, В.О.
Ключевским и Н.М. Карамзиным. Показывается, как они объясняют сложность
характера Иоанна, причины тех или иных действий, какую дают оценку
историческому значению царствования.
2. Начальные годы царствования
2.1 Юность
Родился Иван в 1530 г. От природы он получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и
немного насмешливый, настоящий великорусский, московский ум. Но обстоятельства,
среди которых проходили детские годы Ивана, рано испортили этот ум, дали ему
неестественное, болезненное развитие. Иван рано осиротел – на четвертом году
лишился отца, а на восьмом потерял и мать. Тем самым Иван с детства видел себя
среди чужих людей. В душе его рано и глубоко врезалось и на всю жизнь
сохранялось чувство сиротства и одиночества, о чем он твердил при всяком
случае: “родственники мои не заботились обо мне”. Отсюда его робость,
сказавшаяся в последствии в период его царствования. Никогда Россия не имела
столь юного властителя. После смерти отца Ивана Васильевича, власть находилась
в руках его матери Елены и нескольких бояр, которые имели наиболее сильное
влияние на ум правительницы. После смерти Елены Иван остается совсем один среди
чужих, без отцовского призора и материнского привета.
Как все люди, выросшие среди чужих, Иван рано усвоил себе привычку ходить,
оглядываясь и прислушиваясь. Это развило в нем подозрительность, которая с
летами превратилась в глубокое недоверие к людям. В детстве ему часто
приходилось испытывать равнодушие и
пренебрежение со стороны окружающих.
Он сам вспоминал после, как его c младшим братом Юрием в детстве стесняли во
всем, держали как убогих людей, плохо кормили и одевали, ни в чем воли не
давали, все заставляли делать насильно и не по возрасту. Эта необходимость
сдерживаться, дуться в рукав, глотать слезы питала в нем раздражительность и
затаенное, молчаливое озлобление против людей, злость со стиснутыми зубами. В
обстановке, в какой шло его детство, он не всегда мог тотчас и прямо обнаружить
чувство досады или злости, сорвать сердце.
Жуткие сцены боярского своеволия и издевательств, среди которых рос Иван,
были первыми политическими его впечатлениями. Они превратили его робость в
нервную пугливость, из которой с летами развилась наклонность преувеличивать
опасность, образовалось то, что называется страхом с великими глазами.
Постоянно тревожный и подозрительный, Иван рано привык думать, что он окружен
только врагами. Все усилия его бойкого ума были обращены на разработку этого
грубого чувства. Это заставало его постоянно держаться настороже; мысль, что
вот-вот из-за угла на него бросится недруг, стала привычным, ежеминутным его
ожиданием. Всего сильнее в нем работал инстинкт самосохранения.
Характерно вырисовывается картина детства Ивана, проходившего в
неестественной, ненормальной обстановке, которая способствовала
неуравновешенному и нездоровому развитию психики ребенка, получившие развитие и
обострение, в силу сложившихся обстоятельств, в дальнейшем. При развитии тех
или иных ситуаций эти болезни давали о себе знать всякий раз, как только
предоставлялся случай.
2.2 Вступление в царские права
Иван быстро рос и преждевременно вырос, как все люди, слишком рано начавшие
борьбу за жизнь. Около 17 лет, при выходе из детства, он уже поражал окружающих
непомерным количеством пережитых впечатлений и передуманных мыслей. Иван рано и
много, стал думать своей тревожной мыслью о том, что он государь московский и
всея Руси. Ивана учили грамоте, заставляя твердить часослов и псалтырь с
бесконечным повторением задов, прежде пройденного. Здесь он встречал строки о
царе и царстве, о помазаннике божием. Вообще необходимо отметить, одним из
любимейших занятий Ивана Грозного было чтение. Недаром современники называли
его “словесной мудрости ритором”. Он был одним из самых начитанных москвичей VI
века.
Следует отметить, что читал он особенно внимательно, везде находил он и
отмечал одни и те же мысли и образы, которые отвечали его настроению, вторили
его собственным думам. Так рано зародилось в голове Ивана политическое
размышление. Кажется, это занятие шло втихомолку, тайком от окружающих, которые
долго не догадывались, в какую сторону направлена встревоженная мысль молодого
государя, и, вероятно, не одобрили бы его усидчивого внимания книгам, если бы
догадались. Неслучайно все удивились, когда в 1546 г. шестнадцатилетний Иван
вдруг заговорил с ними о том, что он задумал жениться, но прежде женитьбы он
хочет исполнить древний обряд предков, венчаться на царство. Иоанн велел
митрополиту и боярам готовиться к сему великому торжеству, как бы утверждающему
печатию веры святый союз между государем и народом. Одновременно с этим знатные
сановники, окольничие, дьяки объезжали Россию, чтобы видеть всех девиц
благородных и представить лучших невест государю: он избрал из них юную
Анастасию, личные достоинства которой оправдывали сей выбор.
Особо интересным в этих событиях является то, что Иван Грозный был первый из
московских государей, который узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем
библейском смысле, помазанника божия, что было для него политическим
откровением, и с той поры его царственное “Я” сделалось для него предметом
набожного поклонения.
2.3 Золотые годы власти
Иван IV по природе и воспитанию был лишен устойчивого нравственного
равновесия и при малейшем житейском затруднении охотно склонялся в дурную
сторону. Ни набожность Иоаннова, ни искренняя любовь к супруге не могли
укротить его пылкой, беспокойной души, стремительной в движениях.
Ему нравилось показывать себя царем, но не в делах мудрого правления, а в
наказаниях, в необузданности прихотей; играл, можно сказать, милостями и опалами;
умножая число любимцев, еще более умножал число отверженных; своенравничал, что
бы доказывать свою независимость, и еще зависел от вельмож, потому что не
трудился в устроении царства и не знал, что государь, истинно независимый, есть
только государь добродетельный. Никогда Россия не управлялась хуже: Глинские,
подобно Шуйским, делали что хотели именем юноши государя; наслаждались
почестями; богатством и равнодушно видели неверность частных властителей;
требовали от них не справедливости, а раболепства.
Сильные характеры требуют сильного потрясения, чтобы свергнуть с себя иго
злых страстей и устремиться на путь добродетели, для исправления Иоаннова
надлежало сгореть Москве! По сказанию современников очень тяжело описать и
вообразить то бедствие: люди с опаленными волосами, с черными лицами бродили,
как тени, среди ужасов обширного пепелища, искали детей, родителей, остатков
имения; не находили и выли, как дикие звери. Царь с вельможами удалился в село
Воробьево, как бы для того, чтобы и не слышать и не видеть народного отчаяния.
В то ужасное время, когда юный царь трепетал в Воробьевском дворце своем, а
добродетельная Анастасия молилась, явился царю пророк именем Сильвестр, саном
иерей родом из Новгорода, приблизился к Иоанну с поднятым, угрожающим перстом и
гласом убедительным повестил ему, что суд божий гремит над главою царя
легкомысленного и злого, что огонь небесный испепелил Москву. Раскрыв святое
писание, тот пророк указал Иоанну правила, данные вседержителем сонму царей
земных; заклинал его быть ревностным исполнителем сих уставов; предотвратил ему
даже какие-то страшные видения, потряс душу и сердце, овладел воображением,
умом юноши и произвел чудо: Иоанн сделался иным человеком; обливаясь слезами
раскаяния; простер десницу к наставнику "вдохновенному”, требовал от него
силы быть добродетельным – и приял ее.
Смиренный иерей, не требуя ни высокого имени, ни чести, ни богатства, стал у
трона, чтобы утверждать, ободрять юного венценосца на пути исправления.
Заключив тесный союз с одним из любимцев Иоанновых, Алексеем Федоровичем и
Адашевым, прекрасным молодым человеком. Царь получил друга и советчика. Его
описывают земным ангелом: имея нежную, чистую душу, нравы благие, разум
приятный, любовь к добру, он искал Иоанновой милости не для своих личных выгод,
а для пользы отечества, и царь нашел в нем редкое сокровище, друга, необходимо
нужного самодержцу, чтобы лучше знать людей, состояние государства, истинные
потребности оного. Сильвестр возбудил в царе желание блага: Адашев облегчил
царю способы благотворения.
Именно тут начинается эпоха славы Иоанна, новая, ревностная деятельность в
правлении, ознаменованная счастливыми для государства успехами и великими
свершениями. И Россияне современные и чужеземцы, бывшие тогда в Москве,
изображают сего юного, тридцатилетнего венценосца как пример монархов
благочестивых, мудрых, ревностных ко славе и счастью государства. Так
изъясняются первые: Обычай Иоаннов есть соблюдать себя чистым пред богом. И в
храме и в молитве уединенной, и в совете боярском и среди народа у него одно
чувство: “ Да властвую, как всевышний указал властвовать своим истинным
помазанникам!” Суд нелицемерный, безопасность каждого и общая, целость
порученных ему государств, торжество веры, свобода христиан есть всегдашняя
дума его. Обремененный делами, он не знает иных: утех, кроме совести мирной,
кроме удовольствия исполнять свою обязанность; не хочет обыкновенных прохлад
царских... “Ласковый к вельможам и народу – любя, награждая всех по достоинству
– щедростью искореняя бедность, а зло – примером добра, сей богом урожденный
царь желает в день Страшного суда услышать глас милости: “ Ты есть царь правды!
” Не менее хвалят его и наблюдатели иноземные, англичане, приезжавшие в Россию
для торговли.
“ Иоанн, – пишут они, – затмил своих предков и могуществом и добродетелью;
имеет многих врагов и смиряет их. Литва, Польша, Швеция, Дания, Ливония, Крым,
ужасаются русского имени. Одним словом, нет народа в Европе, более россиян
преданного своему государю, коего они равно и страшатся и любят. Непрестанно готовый
слушать жалобы и помогать, Иоанн во все входит, все решит; не скучает делами и
не веселится ни звериною ловлею, ни музыкою, занимаясь единственно двумя
мыслями: как служить богу и как истреблять врагов России!” В отношении к
подданным он удивительно снисходителен, приветлив; любит разговаривать с ними,
часто дает им обеды во дворце и, несмотря на то, умеет быть повелительным.
В то время управления царь вел с избранными своими советниками отчаянную
внешнюю и внутреннюю политику, целью которой было, с одной стороны, добиться
берега Балтийского моря и войти в непосредственные торговые и культурные
отношения с Западной Европой, а с другой – привести в порядок законодательство
и устроить областное управление; создать местные земские миры и призвать их к участию
не только в местных судебно-административных делах, но и в деятельности
центральной власти.
Россия имела хорошего царя, которого любил народ и который трудился на благо
государства.
3. Последующие этапы правления
3.1 Изменения в мировоззрении
царя, возникновение опричнины
Свидетельства добра и зла равно убедительны и неопровержимы. Шутка ли, чтобы
государь любимый, обожаемый мог с такой высоты блага, счастья, славы
низвергнуться в бездну ужасов тиранства? История не решит вопроса о
нравственной свободе человека; но, предполагая оную в суждении своем о делах и
характерах, изъясняет те и другие, во-первых, природными свойствами людей,
во-вторых, обстоятельствами или впечатлениями предметов действующими на душу.
Иоанн родился с пылкими страстями, с воображением сильным. Плохое воспитание,
испортив в нем естественные склонности, оставило ему способ к исправлению в
одной вере; потому что самые дерзкие развратители царей не дерзали тогда
касаться сего святого чувства. Друзья отечества и блага в обстоятельствах
чрезвычайных умели ее спасительными ужасами тронуть, поразить его сердце;
похитили юношу из сетей неги и с помощью набожной, кроткой Анастасии увлекли на
путь добродетели. Несчастные следствия Иоанновой болезни расстроили тот
прекрасный союз, ослабили власть дружества, изготовили перемену.
Царь возмужал, страсти зреют вместе с умом, и самолюбие действует еще
сильнее в летах совершенных. Доверенность Иоаннова к разуму бывших наставников
не умалилась; но доверенность его к самому себе увеличилась. Благодарный им за
мудрые советы, государь престал чувствовать необходимость в дальнейшем
руководстве и тем более чувствовал тягость принуждения, когда они, не изменяя
старому обыкновению, говорили смело, решительно во всех случаях и не думали
угождать его человеческой слабости. Такое прямодушие казалось ему непристойною
грубостью, оскорбительною для монарха. Многие завидовали избранному положению
Сильвестра и Адашева. И эти обыкновенные завистники, не терпящие никого выше
себя, не дремали, угадывали расположение Иоаннова сердца и внушали ему, что
Сильвестр и Адашев есть хитрые лицемеры: проповедуя небесную добродетель, хотят
мирских выгод; Они стоят высоко пред троном и не дают народу видеть царя, желая
присвоить себе успехи, славу его царствования, и в то же время препятствуют сим
успехам, советуя государю быть умеренным в счастье: ибо внутренне страшатся
оных, думая, что избыток славы может дать ему справедливое чувство величия,
опасное для их властолюбия. Роковой точкой надлома Иоанна стала смерть
Анастасии. Совершенно нелепо смерть Анастасии была приписана Адашеву и
Сильвестру, при помощи их завистников и недоброжелателей. Вскоре Адашев и
Сильвестр были удалены от двора. Нервный и одинокий, Иван потерял нравственное
равновесие, и без того шаткое у нервных людей, когда они остаются одни.
В то время, в тяжелые годы царя в московском Кремле случилось странное,
небывалое событие. Раз в конце 1594 г. там появилось множество сарней. Царь,
ничего никому не говор, собрался со своей семьей, и с некоторыми придворными
куда-то в дальний путь захватил с собой утварь, иконы кресты, платье и всю свою
казну и выехал из столицы. Видно было, что это ни обычная богомольная, ни
увеселительная поездка царя, а целое переселение. Москва оставалась в
недоумении; не догадываясь, что задумал хозяин. Государь остановился в
Александровской слободе. Отсюда через месяц по отъезде царь прислал в Москву
две грамоты. В одной, описав беззакония боярского правления в свое малолетство,
он положил свой государев гнев на все духовенство и бояр. Всех служилых и
приказных людей поголовно обвинял в том, что они о государе, государстве и обо
всем православном христианстве не радели, от врагов их не обороняли, напротив,
сами притесняли христиан, расхищали казну и земли. И вот царь гласила грамота,
“от великой жалости сердца”, не стерпев всех этих измен, покинул свое царство и
пошел жить туда, где ему Бог укажет.
Простому люду, купцам и всем тяглым людям столицы царь послал другую
грамоту, которую им прочитали всенародно на площади. Здесь, царь писал, что царской
опалы и гнева на них нет.
В столице все стихло. Лавки закрылись, приказы опустели, песни замолкли, в
смятении и ужасе город завопил, прося митрополита, епископов и бояр ехать в
слободу, бить челом государю, чтобы он не покидал государства. При этом простые
люди кричали, чтобы государь вернулся на царство оборонять их от волков и
хищных людей; а за царских изменников и они не стоят и сами их уничтожат.
Москва с нетерпением ждала царя, и долго; говорили, что он занимается тайным
делом с людьми ближними; угадывали оное не без боязни. Наконец, 2 февраля,
Иоанн торжественно въехал в столицу и на другой день созвал духовенство, бояр,
знатнейших чиновников. Вид его изумил всех. Он был велик ростом, строен, имел
высокие плечи, крепкие мышцы, широкую грудь, прекрасные волосы, длинный ус,
орлиный нос. Глаза небольшие, серые, но светлые и проницательные. Лицо
приятное. В сие время он так изменился, что нельзя было: узнать его: на лице
изображалась мрачная свирепость; все черты исказились, взор угас; а на голове и
в бороде не осталось почти ни одного волоса, от неизъяснимого действия ярости,
которая кипела в душе его. Снова исчислив вины бояр и подтвердив согласие
остаться царем, Иоанн сказал, что он для своей и государственной безопасности учреждает
особенных телохранителей. Такая мысль никого не удивила: знали его
недоверчивость, боязливость, свойственную нечистой совести; но обстоятельства
удивили, а следствия привели в ужас Россию: 1) царь объявлял своею
собственностью города: Можайск, Визьму, Козельск, Перемышль, Велев, Лихвин,
Ярославец, Суздаль, Шую, Галич, Юрьевец и др. также волости московские и другие
с их доходами; 2) выбирал 1000 телохранителей из князей, дворян, детей боярских
и давал им поместья в сих городах, а тамошних вотчинников и владельцев
переводил в иные места; 3) в самой Москве взял себе улицы Чертольскую,
Арбатскую с Сивцовым Врагом, половину Никитской с разными слободами, откуда
надлежало выслать всех дворян и приказных людей, не записанных в царскую
тысячу; 4) назначал особенных сановников для услуг своих: дворецкого,
казначеев, ключников, даже поваров, хлебников, ремесленников; 5) наконец, как
бы возненавидев славные воспоминания кремлевские и священные гробы предков, не
хотел жить в великолепном дворце Иоанна III: приказал построить другой.
Та часть России и Москвы, та тысячная дружина Иоаннова, сей новый двор, как
отдельная собственность царя, находясь под его непосредственным ведомством,
были названы опричниною; а все остальное – то есть все государство – земщиною,
которую и Иоанн поручал боярам земским.
4 февраля в Москве произошло исполнение условий, объявленных царем
духовенству и боярам. Начались казни мнимых изменников, которые будто бы
умышляли покушаться на жизнь Иоанна, покойной царицы Анастасии и детей его.
Опричник, или кромешник, – так стали называть их, как бы извергов тьмы
кромешной, – мог безопасно теснить, грабить соседа и в случае жалобы брал с
него пеню за бесчестье. К ужасу мирных граждан, это вошло в обыкновение: слуга
опричника, исполняя волю господина, с некоторыми вещами прятался в доме купца
или дворянина: господин заявлял его мнимое бегство, мнимую кражу требовал в
суде пристава, находил своего беглеца с поличным и взыскивал с невинного
хозяина тысячу или более рублей. Не было снисхождения; надлежало или немедленно
заплатить, или идти на правеж: то есть не удовлетворенному истцу давалось право
вывести должника на площадь и сечь его всенародно до заплаты денег. Иногда
опричник сам подметывал что-нибудь в богатую лавку, уходил, возвращался с приставом
и за сию будто бы украденную у него вещь, разорял купца. Иногда, схватив
человека на улице, вел его в суд, жалуясь на вымышленную обиду, на вымышленную
брань: ибо сказать неучтивое слово кромешнику – значило оскорбить самого царя;
в таком случае невинный спасался от телесной казни тягостною денежною пенею.
Одним словом, люди земские, от дворянина до мещанина, были безгласны,
безответны против опричных; первые были ловом, последние ловцами, и единственно
для того, чтобы Иоанн мог надеяться на усердие своих разбойников телохранителей
в новых замышляемых им убийствах. Чем более государство ненавидело опричных,
тем более государь имел к ним доверенности: сия общая ненависть служила ему
залогом их верности. Затейливый ум Иоаннов изобрел достойный символ для своих
ревностных слуг; они ездили всегда с собачьими головами и с метлами,
привязанными к седлам, в ознаменование того, что грызут воров царских и метут
Россию.
Таким образом, Иоанн наконец достиг высшей степени безумного своего
тиранства и "мог еще губить", но уже не мог изумлять россиян никакими
новыми изобретениями лютости. Не было ни для кого безопасности, но всего менее
для людей известных заслугами и богатством: ибо тиран, ненавидя добродетель,
любил корысть. Гнев тирана, падая на целые семейства, губил не только детей с
отцами, супруг с супругами, но часто и всех родственников мнимого преступника.
Но смерть казалась тогда уже легкою: жертвы часто требовали ее как милости.
Невозможно без трепета читать в записках современных обо всех адских вымыслах тиранства,
о всех способах терзать человечество. Для мук были сделаны особенные печи,
железные клещи, острые ногти, длинные иглы; разрезывали людей по составам,
перетирали тонкими веревками надвое, сдирали кожу, выкраивали ремни из спины...
И когда, в ужасах душегубства, Россия цепенела, во дворце раздавался шум
ликующих: Иоанн тешился с своими палачами и людьми веселыми, или скоморохами,
коих: присылали к нему из Новагорода и других областей вместе с медведями.
Последними он травил людей, и в гневе и в забаву.
Иван Грозный недаром был таким царем! Ему ли должны все наиболее удивляться?
Если он не всех превзошел в мучительстве, то его подданные превзошли всех в
терпении, ибо считали власть государеву властью божественною и всякое
сопротивление беззаконием; приписывали тиранство и гнев Ивана данному с небес и
каялись в грехах своих; с верою, с надеждою ждали умилостивления, но не боялись
и смерти, утешаясь мыслию, что есть другое бытие для счастья добродетели и что
земное служит ей только искушением; гибли, но спасли для нас могущество России:
так как сила народного повиновения равняется государственной силе.
Время опричнины было ужаснейшим периодом правления Ивана Грозного. В чертах
его личного характера и складывавшихся неблагоприятных обстоятельствах лежат причины
перехода к опричнине и ужасных казней.
4. Итоговые периоды царствования Ивана Грозного
Иоанн, к внезапной радости подданных, вдруг уничтожил ненавистную опричнину,
которая, служа рукою для губителя, семь лет терзала внутренность государства.
Беспримерными ужасами тиранства, испытав неизменную верность народа; не видя ни
тени сопротивления, ни тени опасности для мучительства; истребив гордых,
самовластных друзей Адашева, главных сподвижников своего доброго царствования;
передав их знатность и богатство сановникам новым, безмолвным, ему угодным. По
крайней мере, исчезло то страшное имя с его гнусным символом, то безумное
разделение областей, городов, двора, приказов, воинства. Опальная земщина
назвалась опять Россиею. Кромешники разоблачились, стали в ряды обыкновенных
царедворцев, государственных чиновников, воинов, имея уже не атамана, но царя,
единого для всех россиян, которые могли надеяться, что время убийств и грабежа
миновало; что мера зла закончилась и горестное отечество успокоится под тенью
законной власти.
Уже не было имени опричников, но жертвы еще падали, хотя и реже, менее
числом; тиранство казалось утомленным, дремлющим, только от времени до времени
пробуждаясь.
В сии годы необузданность Иоанна явила новый соблазн в преступлении святых
уставов церкви с бесстыдством неслыханным. Царица Анна скоро утратила нежность
супруга, своим ли бесплодием или единственно потому, что его страсть, обманывая
закон и совесть, искало новых предметов наслаждения. Так царь, не соблюдая и
легкой пристойности, уже не требуя благословения от епископов, без всякого
церковного разрешения женился (около 1575 года) в пятый раз, на Анне
Васильчиковой. Шестою женой Ивана – или, как пишут, женищем – была прекрасная
вдова, Василиса Мелентьева: он, без всяких иных священных обрядов, взял только
молитву для сожития с ней! Этим не кончились беззаконные женитьбы царя,
ненасытного в убийствах и в любви!
Суд небесный должен был свершиться. Во время переговоров о мире, из-за
нелепости Иоанн в волнении гнева сильно ударил жезлом своим царевича в голову.
Сей несчастный упал, обливаясь кровию. Тут исчезла ярость Иоаннова. Побледнев
от ужаса, в трепете, в исступлении он воскликнул: “ Я убил сына! ” – и кинулся
обнимать, целовать его, удерживал кровь, текущую из глубокой язвы; плакал,
рыдал, звал лекарей; молил бога о милосердии, сына – о прощении. Но суд
небесный совершился!
Так правосудие всевышнего мстителя и в сем мире карает иногда исполинов
бесчеловечия, более для примера, нежели для их исправления: ибо есть, кажется,
предел во зле, за коим уже нет истинного раскаяния, нет свободного,
решительного возврата к добру: есть только мука, начало адской, без надежды и
перемены сердца. Иоанн стоял уже далеко за сим роковым пределом.
Час смерти, давно предсказанный Иоанну и совестью и невинными мучениками,
тихо близился к нему. Царь желал долголетия; но какая телесная крепость может
устоять против свирепого волнения страстей, обуревающих мрачную жизнь тирана?
Конец жизни Ивана, желанный для человечества, но странный для воображения: ибо
тиран умер, как жил, – губя людей, хотя последние жертвы не были такими
многочисленными. Всегдашний трепет гнева и боязни, угрызение совести без
раскаяния, мерзкие восторги сластолюбия мерзостного, мука стыда, злоба
бессильная в неудачах оружия, наконец, адская казнь сыноубийства истощили меру
сил Иоанновых: он чувствовал иногда болезненную томность, предтечу удара и
разрушения. Весною 1584 года царь занемог опасно: вся внутренность его начала
гнить, а тело – пухнуть, и вскоре умер.
5. Заключение
Великий царь Иван Грозный был сложным, неоднозначным, противоречивым,
лишенным нравственного равновесия человеком и царем. Черты его личного
характера дали особое направление. Обстановка, в которой протекало его детство,
складывавшиеся обстоятельства объясняют сложность его характера.
Положительное значение царя Ивана в истории России далеко не так велико, как
можно было бы думать, судя по его замыслам и начинаниям. Образ мыслей, вредно
влияло на его образ действий. Царь Иван был замечательный писатель, пожалуй,
даже бойкий политический мыслитель, но он не был государственный делец.
Одностороннее, себялюбивое и мнительное направление его политической мысли при
его нервной возбужденности лишило его практического такта, политического
глазомера, чутья действительности. Царствование Ивана – одно из прекраснейших
по началу – по конечным его результатам наряду с монгольским игом. Его можно
сравнить с тем богатырем, который, чтобы погубить своих врагов, на самого себя
повалил здание, на крыше коего эти враги сидели. Это был один из самых страшных
и вместе с тем самый лучший царь России, прославивший страну на долгие годы и
после жизни Ивана.
Литература.
-
Ключевский В.О. Сочинения.
В 9 т. Т. 2. Курс русской истории. Ч.2. – М: Мысль, 1987. - С. 176-187.
-
Карамзин Н.М. Предания
веков. – М: Правда, 1988. – С. 547-646.
-
Ключевский В.О. О русской
истории. – М: Просвещение. 1993. - С. 201 - 213.
-
Полевский М.К. Иван IV.
Годы жизни и царствования. – Феникс. 1997. – С. 110-119.
RSS: