Лирика "Серебряного века"
Лирика “серебряного” века многообразна и музыкальна. Сам эпитет “серебряный” звучит, как колокольчик. Серебряный век- это целое созвездие поэтов. Поэтов - музыкантов. Стихи “серебряного” века - это музыка слов. В этих стихах не было ни одного лишнего звука, ни одной ненужной запятой, не к месту поставленной точки. Все продуманно, четко и... музыкально.
В начале XX в. существовало множество литературных направлений. Это и символизм, и футуризм, и даже эгофутуризм Игоря Северянина. Все эти направления очень разные, имеют разные идеалы, преследуют разные цели, но сходятся они в одном: работать над ритмом, словом, довести игру звуками до совершенства.
Особенно, на мой взгляд, в этом преуспели футуристы. Футуризм напрочь отказался от старых литературных традиций, “старого языка” , “старых слов” , провозгласил новую форму слов, независимую от содержания, т.е. пошло буквально изобретение нового языка. Работа над словом, звуками становилась самоцелью, тогда как о смысле стихов совершенно забывалось. Взять, например, стихотворение В. Хлебникова “Перевертень” :
Кони, топот, инок.
Но не речь, а черен он.
Идем молод, долом меди.
Чин зван мечем навзничь.
Голод чем меч долог?
Пал а норов худ и дух ворона лап...
Смысла в этом стихотворении никакого, но оно замечательно тем, что каждая строчка читается и слева направо, и справа налево.
Появлялись, изобретались, сочинялись новые слова. Из одного лишь слова “смех” родилось целое стихотворение “Заклятие смехом” :
О, рассмейтесь смехачи!
О, засмейтесь смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешек надсмеяльных - смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно сих надсмейных смеячей!
Смейво, смейво,
Усмей, осмей, смешки, смешки,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Культы формы долго не просуществовал, и многие новые слова не вошли в язык общества. Футуризм быстро изжил себя. Но работа футуристов не пропала даром. В их стихах к почти совершенному владению словом добавился смысл, и они зазвучали, как прекрасная музыка. Борис Пастернак “Метель” :
В посаде, куда ни одна, нога
Не ступала, лишь ворожей да вьюги
Ступала нога, в бесноватой округе,
Где и то, как убитые, спят снега, -
Постой, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, лишь ворожеи
Да вьюги ступала нога, до окна
Дохлестнулся обрывок шальной шлеи...
Я не привожу это стихотворение полностью, но уже с первых строк слышна песня метели. Всего одно предложение, а тебя закружила, понесла метель... Пастернак начинал как футурист. Талант Пастернака и владение формой - школа футуризма, дали потрясающий результата: необыкновенно красивые, музыкальные стихи.
Обратимся теперь к символистам. Символизм провозглашал не только культ формы стиха, но и культ символов: отвлеченность и конкретность необходимо легко и естественно слить в поэтическом символе, как “в летнее утро реки воды гармонично слиты солнечным светом” . Это и происходит в стихах К. Бальмонта, похожих на шелест листвы. Например, его таинственное, загадочное стихотворение “Камыши” :
Полночной порою в болотной глуши
Чуть слышно, бесшумно кричат камыши.
В каждом слове этого стихотворения употребляется шипящий звук. Из-за этого все стихотворение как будто шелестит, шуршит.
О чем они шепчут? О чем говорят?
Зачем огоньки между нами горят?
Мелькают, мигают - и снова их нет.
И снова забрезжит блуждающий свет...
И тиной запахло. И сырость ползет.
Трясина заманит, сожжет, засосет.
“Кого? Для чего?” - камыши говорят.
Зачем огоньки между нами горят?
Разговор камышей, мигание мелькание огоньков, трясина, сырость, запах тины - все создает ощущение таинственности, загадки. И в то же время от строк
В болоте дрожит умирающий лик.
То месяц багровый печально поник...
И вздох повторяя погибшей души,
Тоскливо, бесшумно шуршат камыши.
Веет дыханием смертельной тоски.
Так рождается таинственная, жутковато-притягательная музыка стихотворения...
Еще одно стихотворение Бальмонта, очень красивое и символичное - это “Я мечтою ловил уходящие тени...” постоянное повторение слов в каждых двух строчках создает как бы переливающийся, журчащий ритм:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
В повторении слов “и дрожали ступени, и дрожали ступени” , “тем ясней рисовались, тем ясней рисовались” , “вокруг раздавались, вокруг меня раздавались” и т.д. употребляются звуки “р” и “л” , за счет чего стихотворение получается похожим на журчащие переливы ручья. Это что касается языка. Что же касается содержания стихотворения - оно наполнено глубоким смыслом. Человек идет по жизни все выше и выше, ближе и ближе к своей цели:
И чем выше я шел, тем ясней рисовались,
Тем ясней рисовались очертания вдали...
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор...
Он оставляет позади прожитые годы - “уходящие тени погасшего дня” , уснувшую Землю, но цель его все еще далека:
Для меня же блистало дневное светило,
Огневое светило догорало вдали.
Но он верит, что достигнет заветной мечты. Он узнал, “как ловить уходящие тени... потускневшего дня” , т.е. как не зря проживать время, отведенное ему в этом мире и все выше шел, дальше, ближе и ближе к своей мечте.
Еще одно стихотворение Бальмонта я хотела бы привести. Это красивое посвящение любви “Черкешенки”
Я тебя сравнивать хотел бы с нежной ивой плакучей
Что склоняет ветви к влаге, словно слыша звон созвучий...
Я тебя сравнивать хотел бы с той индусской баядерой,
Что сейчас-сейчас заплачет, чувства меря звездной мерой.
Я тебя сравнить хотел бы... Но игра сравнений темна,
Ибо слишком очевидно: ты средь женщин несравненна.
Я перехожу к акмеизму и к моим любимым поэтам: Николаю Гумилеву и Анне Ахматовой. Акмеизм - стиль, придуманный и основанный Гумилевым, подразумевал отражение реальности легкими и емкими словами. Сам Гумилев очень критически относился к своим стихам, работал над формой и над содержанием. Гумилев, как известно, много путешествовал по Африке, Турции, востоку. Впечатления от путешествий отразились в его стихах, диких экзотических ритмах. В его стихах звучит и музыка заморских стран, и песни России, и смех и слезы любви, и трубы войны. Одни из самых прекрасных стихотворений об Африке - это “Жираф” и “Озеро Чад” .
“Жираф” - это изысканная музыка “таинственных стран” . Все стихотворение особенное:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко на озере Чад
Изысканный ходит жираф.
И начинается особенно таинственная и грустная сказка “про черную деву, про страсть молодого вождя,.. перо тропический сад, про стройные пальмы и запах немыслимых трав...” Потрясает описание жирафа:
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится толь луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер...
необычные сравнения:
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Это стихотворение настолько мелодично, что в наше время на него написана музыка, и оно стало песней. И вот еще одна таинственная сказка: “Озеро Чад” . Она похожа на любовный роман в стихах. Сюжет его банален и грустен, но язык стихотворения придает ему красоту и необычайность:
На таинственном озере Чад
Посреди вековых баобабов
Вырезные фигурки стремят
На заре величавых арабов.
По лесистым его берегам
И в горах, у зеленых подножий
Поклоняются странным богам
Дев-жрицы с эбеновой кожей.
Таинственное озеро, величавые арабов, странные боги, девы-жрицы - все это создает загадочную и величественную атмосферу, в которую погружается читатель. Вот он видит прекрасную пару: дочь властительного Чада и ее мужа - могучего вождя, и красивого, но лицемерного европейца. Он видит красивый, простой мир Чада и “цивилизованный” грустный мир Европы, где кабаки, пьяные матросы и грязная жизнь. “Озеро Чад” не очень большое стихотворение, но написано оно столь ярким и выразительным языком, что перед нами проходит целая жизнь...
Гумилев пережил первую мировую войну. В своих стихах он показал бессмысленность этой войны, которая принесла только горе, траур в города и села, печальную, песню заупокойных... Интересны сравнения войны и мирными образами:
Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат пули, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.
А “ура” вдали - как будто пенье
Трудные день окончивших жнецов.
Поэт говорит, что перед богом равны как воюющие люди, так и мирное люди:
Их сердца горят перед тобою,
Восковыми свечками горят.
“Зачем, для чего война, во имя чего?” - спрашивает Гумилев. Да, кому-то она приносит славу, титулы, удачи. Но
... сосчитают ли потопленных
Во время трудных переправ,
Забытых на полях потоптанных
И громких в летописях слав?
Иль зори будущие ясные
Увидят такими как встарь
Огромные гвоздики красные
И на гвоздиках спит дикарь?
Так не лучше ли прекратить истреблять друг друга, а обняться и сказать “Милый, вот, прими мой братский поцелуй!” Стихи Гумилева о войне - это труба протеста всех мирных людей против насилия, гневная ода против бессмысленных убийств.
О музыке гумилевских стихов можно говорить бесконечно долго и много. Поэзия Гумилева - это вся его жизнь, занятая поисками красоты. Стихи его отразили “не только искание красоты, но и красоту исканий” .
Анна Ахматова. Русская Сапфо, жрица любви... Ее стихи - это песни любви. Всем известна ее потрясающая поэма “У самого моря” , в которой слышится шум прибоя и крики чаек...
Смешно называть “врагом народа” , “пошлой мещанкой” человека, который создал “Реквием” - страшную правду о России, и который написал стихотворение, в котором выражена вся красота старинных городов Святой Руси. В 12-ти строчках А. Ахматова смогла описать всю ту благостную, умиротворяющую атмосферу древних русских городов:
Там белые церкви и звонкий, светящийся лед,
Над городом древних алмазные русские ночи
И серп поднебесный желтее, чем липовый мед.
Там вьюги сухие взлетают с заречных полей,
И люди, как ангелы, Большому празднику рады,
Прибрали светлицу, зажгли у киота лампады,
И книга благая лежит на дубовом столе...
Все стихотворение наполнено рождественским звоном колоколов. Все оно пахнет медом и печеным хлебом, напоминает древнюю православную Русь.
Безусловно, во всех стихах Ахматовой можно найти ту или иную мелодию (даже некоторые ее стихи называются “песнями” , “песенками” ) . Например, в “Песне последней встречи” слышна тревожная, растерянная музыка:
Так беспомощно грудь холодела
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки
Между кленов шепот осенний
Попросил: “Со мною умри!
Я обманут своей унылой,
Переменчивой, злой судьбой.”
Я ответила: “Милый, милый!
И я тоже, умру с тобой...”
А в другом стихотворении “Широк и желт вечерний свет...” звучит мелодия счастья, спокойствия после бури исканий:
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебя я рада
Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала.
Говоря о музыке в поэзии “серебряного” века, нельзя не остановиться на стихах Игоря Северянина, короля поэтов, основателя эгофутуризма. В манифесте эгофутуризма не отвергалось старое, как в футуризме, но также провозглашалась борьба с заставками и стереотипами, поисками новых, смелых образов, разнообразных ритмов и рифм. Игорь Северянин, бесспорно, виртуозно владел словом. Доказательством этому служит потрясающее стихотворение “Чары Лючинь” , где в каждом слове, начиная с названия есть буква “ч” . Приведу только первые строки:
Лючинь печальная читала вечером ручисто-вкрадчиво,
Так чутко чувствуя журчащий вычурно чужой ей плач..
Хотя все стихотворение довольно большое, оно, в отличие от стихов футуристов, имеет смысл. И еще о двух стихах Северянина хотелось бы рассказать. “Кензель” светское стихотворение, напоминает блюз своей своеобразной ритмикой, повторениями:
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом
По аллее огненной вы проходите морево...
Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,
А дорожка песочная от листвы разузорена
Точно лапы паучные, точно лих ягуаровый...
И “Серенада” , имеющая второе название “Хоровод рифм” . И это действительно хоровод рифм, удивительно гармоничный: “в вечернем воздухе - в нем нежных роз духи!” , “над чистым озером - я стану грез пером” , “перепел - росу всю перепил” , “по волнам озера - как жизнь без роз сера” , и т.д.
Я говорил о музыке в стихах “серебряного” века, но ведь были и стихи о музыке, и их очень много. Это северянинские “Медальоны” , где есть сонеты о композиторах: “Шопен” , “Григ” , “Бизе” , “Россини” , где Северянин говорит: из всех богов наибожайший бог - бог музыки...” и “мир музыки переживет века, когда его природа глубока” . Это ахматовская “Песенка о песенке” , которая
... сначала обожжет,
Как ветерок студеный,
А после в сердце упадет
Одной слезой соленой.
Это гумилевские “Абиссинские песни” с их дивными напевами. Это экзотический “Кекуок на цимбалах” И. Ф. Анненского, дробный, гулкий, торопливый:
Пали звоны топотом, топотом,
Стали звоны ропотом, ропотом,
То сзываясь,
То срываясь,
То дробя кристалл.
И, наконец, поразительное стихотворение В. Маяковского “Скрипка и немножко нервно” , где музыкальные инструменты олицетворены и представлены как люди, разные, с разными характерами, Маяковский предлагает скрипке, как девушке: “Знаете что, скрипка, давайте - будем жить вместе! А?” .
На этом я хочу закончить свое сочинение. Как много нового внес “серебряный” век поэзии в музыку слова, какая огромная проведена работа, сколько создано новых слов, ритмов, кажется, произошло единение музыки с поэзией. Это действительно так, т.к. многие стихи поэтов “серебряного” века переложены на музыку, и мы слушаем и поем их, смеемся и плачем над ними...