Высший свет в изображении Л. Н. Толстого

В романе "Война и мир" Толстой " со строгостью судьи и гражданина" вершит нравственный суд над высшим светом и бюрократической верхушкой самодержавной России.

Ценность человека, по мнению Толстого, определяется тремя понятиями: простота, доброта и правда. Нравственность, как считает писатель, - это умение почувствовать свое "я" как часть общечеловеческого "мы". И любимые герои Толстого просты и естественны, добры и сердечны, честны перед людьми и своею совестью.

Иные отношения Толстого к высшему свету; "завистливому и душному для сердца вольного и пламенных страстей" (Лермонтов) .

С первых страниц романа мы, читатели, попадаем в петербургские гостиные большого света и знакомимся со "сливками" этого общества: вельможами, сановниками, дипломатами, фрейлинами. Толстой срывает покровы внешнего блеска, утонченных манер с этих людей, и перед читателем предстает их духовное убожество, нравственная низость. В их поведении, в их взаимоотношениях нет ни простоты, ни добра, ни правды. Все неестественно, лицемерно в салоне А. П. Шерер. Все живое, будь то мысль и чувство, искренний порыв или злободневная острота, гаснет в бездушной обстановке. Вот почему естественность и открытость в поведении Пьера так напугали Шерер. Здесь привыкли к "приличьем стянутым маскам", к маскараду.

Князь Василий говорит лениво, как актер слова старой пьесы, сама хозяйка держится с искусственным энтузиазмом. Пьер почувствовал себя мальчиком в игрушечной лавке.

Толстой сравнивает вечерний прием у Шерер с прядильной мастерской, в которой "веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели". Но в этих мастерских решаются важные дела, плетутся государственные интриги, решаются личные проблемы, намечаются корыстные планы: подыскиваются места для неустроенных сынков, вроде идиота Ипполита Курагина, намечаются выгодные партии для женитьбы или замужества.

В этом свете, как рисует Толстой, "кипит вечная бесчеловечная вражда, борьба за блага бренные". Вспомним искаженные лица "скорбной" Друбецкой и "благостного" князя Василия, когда они вдвоем вцепились в портфель с завещанием у постели умирающего графа Безухова.

А охота на Пьера, ставшего богачом?! Ведь это целая "военная операция", тщательно продуманная Шерер и князем Василием. Так и не дождавшись объяснения Пьера с Элен, сватовства, князь Василий врывается в комнату с иконой в руках и благословляет молодых - мышеловка захлопнулась. Начинается осада Марии Болконской, богатой невесты для шалопая Анатолия, и только случай помешал успешно завершить эту операцию.

О какой любви может идти речь, когда браки совершаются по откровенному расчету?

С иронией, даже с сарказмом рисует Толстой "объяснение в любви" Бориса Друбецкого и Жюли Курагиной. Жюли знает, что этот блестящий, но нищий красавец, не любит ее, но требует за свое богатство объяснения в любви по всей форме. А Борис, произнося нужные слова, думает, что всегда можно устроить так, что он жену будет видеть редко.

Все приемы хороши, чтобы добиться "славы, денег и чинов". Можно вступить в масонскую ложу, делая вид, что тебе близки идеи любви, равенства, братства. А на самом деле такие, как Борис Друбецкой, вступали в это общество с одной целью завести выгодные знакомства. А Пьер, искренний и доверчивый человек, вскоре увидел, что этих людей интересовали не вопросы истины, блага человечества, а мундиры и кресты, которых они добивались в жизни.

Ложь и фальшь в отношениях между людьми особенно ненавистны Толстому. С какой иронией он рассказывает о князе Василии, когда тот просто обворовывает Пьера, присвоив доходы с его имений и оставив у себя несколько тысяч оброка с рязанского имения. И все это под маской добра и заботы о юноше, которого он не может бросить на произвол судьбы.

Лжива и развратна и Элен Курагина, ставшая графиней Безуховой. Однажды открыто изменяет мужу, цинично заявляет Пьеру, что не желает иметь от него детей. Даже красота и молодость у людей высшего света принимают отталкивающий характер, ибо эта красота не согрета душой.

Лгут, играя в патриотизм Жюли Курагина, ставшая наконец то Друбецкой, и ей подобные. Их патриотизм проявился в отказе от французской кухни, французского театра и неустановления штрафа(?) .

Вспомним, с каким энтузиазмом двуличный князь Василий восхищается, говоря с гордостью пророка: "Что я говорил про Кутузова? Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона. " А когда до придворных дошло известие об оставлении Москвы французам, то князь Василий непререкаемо говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого развратного старика. " Толстому особенно ненавистна императорская "игра в войну", для Александра I действительное поле сражения и парад на Царицынском Лугу - это одно и то же. (вспомним его спор с Кутузовым перед Аустерлицким сражением) В военной среде, которую Толстой знал хорошо, процветает карьеризм, служба "лицам, а не делу", боязнь личной ответственности за принятое решение. Вот почему так невзлюбили многие офицеры честного и принципиального Андрея Болконского.

Даже накануне Бородинского сражения офицеры штаба были обеспокоены не столько его будущим результатом, сколько заботами о своих будущих наградах. Они внимательно следили за флюгером царской милости.

С суровой беспощадностью Толстой "срывал все и всяческие маски" с представителей высшего света, обличая антинародную сущность их идеологии людского разъединения, эгоизма, тщеславия и презрения к людям.