Биографии / Хлебников В.
Биографии писателей и поэтов
Хлебников В.Хлебников Велимир
Хлебников, Велимир (Виктор Владимирович) [28. Х(9. ХI) . 1885,
Малодербетовский улус б. Астраханской губ. ] – поэт, ведущий теоретик
футуризма. Родился в семье учёного- естественника, орнитолога и
лесовода[1]. С 1903 г. – студент Казанского, в 1908-1911 гг. -
Петербургского университета (не окончил) . В Петербурге посещал
литературные “среды” в “башне” Вяч. Иванова и “Академию стиха” при
журнале “Аполлон” . С поздним символизмом Хлебникова сближал
интерес к философии, мифологии, русской истории, славянскому
фольклору. Однако не смотря на внешнее ученически-истовое
следование “заветам символизма” , Хлебников был внутренне чужд
этому течению, равно как и нарождающемуся акмеизму. Расхождение
основывалось на коренном различии взглядов на природу Слова (языка)
и Времени. Символисты и акмеисты стремились выявить в отвлечённом
слове закодированные” вечные сущности” и перемещали современность
в контекст предшествующей культуры, уводили настоящее к”
первозданной ясности прошлого” . Философско-эстетическая
ориентация Хлебников была принципиально иной. Поэт отсчитывал
начало своего творчества с необычайно мощного по соц. заряду 1905 г.:”
Мы бросились в будущее…от 1905 г. “. Остро переживая позорное
поражение на Востоке и удушение первой русской революции,
напряжённо размышляя над ходом истории, Хлебников предпринял
утопическую попытку найти некие универсальные числовые законы
Времени, так или иначе влияющие на судьбы России и всего
человечества[2]. Прошлое, настоящее и будущее в его утопической
системе представлялись лишь фрагментами единого непрерывного
Времени, эластично и циклично повторяющегося в своём круговом
развитии. Настоящее, являясь вместе с прошлым частью целокупного
времени, получало таким образом возможность перемещения в “научно
предсказуемое” будущее. Хлебников подходит к данному вопросу как
учёный-исследователь, но, будучи поэтом по своей природной сути, он
постигает Время сквозь мифопоэтическую призму и превращает предмет
исследования в свою главную и пожизненную тему наряду с другим его
постоянным героем своей поэзии – Словом, языком. Слово в его
философско-поэтической системе переставало быть только средством
передачи его культурной традиции в её смысловых и эстетических
значениях, а становилось собственнозначимой и самоценной чувственной
данностью, вещью и, следовательно, частью пространства. Именно
таким образом, через Время, зафиксированное Словом и превращённое в
пространственный фрагмент, осуществлялось искомое философское
единство” пространства-времени” . Единство, допускающее возможность
его переоформления в слове и, значит, поддающееся активному
регулированию по воле речетворца. Создавалась внешне логически-
ясная концепция преодоления физического времени как пространства за
счет реставрации (в прошлом) и реконструкции (в настоящем и будущем)
слов-вещей и пересоздания на этой основе всей застывшей в
пространстве и времени системы узаконенных художественных форм и
социальных институтов. Открывалась как бы единая "книга бытия", книга
Природы – утопическая мечта Хлебникова поэтическому воплощению
которой он посвятил всю свою жизнь.
Искания Хлебникова вполне согласовывались с общим путем
устремленного в будущее футуризма, относившего смыслы, в противовес
символистским, потусторонним отвлеченностям, к чувственным
данностям. Это происходило и в живописи, также искавшей единство
“пространства – времени” и насыщавшей пространственную
изобразительность “четвертым измерением” , т.е. временем. Не случайно
поэтому после знакомства с В. Каменским, способствовавшим первой
публикации поэта (Искушение грешника // Весна. – 1908. - № 10) , и
сближения с группой поэтов и художников (Д. и Н. Бурлюки, Е. Гуро, М.
Матюшин) Хлебников становится “невидимой” , но главной “осью
вращения” футуризма.
В 1910 г. вышел совместный сборник группы футуристов – “будетлян” в
придуманной Хлебниковым славянской огласке – “Садок судей” . Позже к
ним присоединились А. Крученых, Б. Лившиц и В. Маяковский. Другой
сборник “будетлян” “Пощечина общественному вкусу” (1912) почти
наполовину состоял из произведений Хлебникова: поэма “И и Э” ,
“Гонимый – кем, почем я знаю?..” , знаменитые “экспериментальные”
“Кузнечик” и “Бобэоби пелись губы…” . На последней странице сборника
была напечатана исчисленная поэтом таблица с датами великих
исторических потрясений. Последней датой был 1917 г. [3] (ср. с
порожденным Хлебниковым пророчеством в поэме В. Маяковского
“Облако в штанах” : “…в терновом венке революции грядет шестнадцатый
год” ) . Подобные расчеты Хлебников, называвший себя “художником
числа вечной головы вселенной” , проводил постоянно, проверяя свою
теорию кругового Времени и стараясь “разумно обосновать право на
провидение” (см. его кн.: “Учитель и ученик” , 1912; “Битвы 1915 – 1917 гг.
Новое учение о войне” , 1915; “Время мера мира” , 1916; “Доски судьбы” ,
1922; статьи “Спор о первенстве” и “Закон поколений” , 1914. Некоторые
идеи Хлебникова о “жизненных ритмах” подтверждаются современной
хронобиологией) .
В 10 гг. выходят книги Хлебникова “Ряв!” , “Творения 1906 – 1908” ,
“Изборник стихов. 1907 – 1914” , получают развитие разработанные им
ранее “первобытные” славяно-языческие утопии: “Змей поезда” , 1910;
“Лесная дева” , 1911; “И и Э” , 1912; “Шаман и Венера” , “Вила и леший” ,
1912; “Дети Выдры” , 1913; “Труба марсиан” , 1916; “Лебедия будущего” ,
1918. В них поэтически формулировалась мечта Хлебникова о
всесветном единении “творян” и “изобретателей” (их антиподы “дворяне”
и “приобретатели” ) в лоне единой и всевременной матери – Природы,
одухотворенной человеческим трудом. Хлебников предлагал: “Исчислить
каждый труд ударами сердца – денежной единицей будущего, коей равно
богат каждый живущий” (V, 157) . (Раскрытие важной для Хлебникова
темы труда см.: “Мы, Труд, Первый и прочее и прочая …” , “Ладомир” и др.)
Верховным представителем “творян” , по мысли Хлебникова, является
поэт, а искусство становится проектом жизни (идея жизнестроительного
искусства) . Поэтические утопии и жизненное поведение поэта
сливаются: начинаются пожизненные странствия Хлебникова по России
как выражение особого “внебытового” существования творца.
К 1917 г. понимание искусства как программы жизни трансформируется в
обобщенно анархическую утопию о мессианской роли поэтов –
тайновидцев и пророков, которые вместе с другими деятелями культуры
должны создать международное общество Председателей Земного
Шара из 317 членов (317 – одно из выведенных Хлебниковым “магических”
чисел Времени) . “Председатели” призваны осуществлять программу
мировой гармонии в “надгосударстве звезды” (“Воззвание
Председателей Земного Шара” , 1917) .
Одновременно с созданием “первобытных” и космо–мифологических
утопий Хлебников выступает и как мятежный автор антибуржуазных и
антитехнократических гротескных пророчеств о “бунте вещей” , которых,
по мнению поэта, неизбежен в урбанизированном будущем, если его
распорядителем станет сообщество “приобретателей” и “дворян” (поэма
“Журавль” , 1909; пьеса “Маркиза Дэзес” , 1909 – 1911, и др.) .
В годы первой мировой войны социалистическая активность Хлебникова
значительно возросла, отчетливо выявился его интерес к теме
современности (в 1916 – 1917 гг. поэт служил рядовым в армии) . Эта
тенденция усилилась в годы революции и гражданской войны[4]. Х.,
смыкаясь в гуманистическом пафосе с Маяковским, не приемлет
империалистическую бойню (поэмы “Война в мышеловке” , 1915 – 1922;
“Берег невольников” , 1921) , но в дерзком восстании “колодников земли”
он, подобно А. Блоку, видит справедливость исторического возмездия и
по-славянски былинный размах переустройства Вселенной на новых
научно–трудовых человеческих основах (“Каменная баба” , 1919; “Ночь в
окопе” , “Ладомир” , 1920; “Ночь перед Советами” , “Настоящее” , “Ночной
обыск” , “Малиновая шашка” , 1921) . Хлебников активно сотрудничает с
Советской властью, работает в Бакинском и Пятигорском отделениях
РОСТА, во многих газетах, в Политпросвете Волжско–Каспийской
флотилии.
Однако и в эти годы поэт остается утопистом-мечтателем. Главную силу,
способную преодолеть “земной хаос” и объединить “творян” всего мира,
Хлебников по-прежнему видел (наряду с овладением “числовыми”
законами Времени) в заново созданном, изобретенном им “звездном”
языке, пригодном для всей “звезды” - Земли. Именно этим, а не только
однозначно нигилистическим эпатажем футуристов, отвергавших весь
комплекс культуры прошлого (в т.ч. и язык) , объясняются обширные
поэтико-лингвистические эксперименты Хлебникова, сопутствующие
всему его творчеству и казавшиеся многим современникам единственной
самоцелью и сущностью хлебниковской поэзии. Хлебников предпринял
реформу поэтического языка во всем его объеме. Звук в его поэтической
системе несет в себе самоценное значение, способное насытить
произведения художественным смыслом (см. статью “Наша основа” ,
1919) . Истоки смысла несущих фонем Хлебников находил в народных
заклинаниях и заговорах (см. поэму “Ночь в Галиции” , 1913) , бывших, по
определению поэта, “как бы заумным языком в народном слове” (V, 225) ,
- отсюда термин “заумь” , “заумный язык” . Слова, разложенные на
“первоначальные” фонетические значения, Хлебников собирает на
основе созвучий заново, стремясь сформировать гнезда неологизмов
одного корня (этот процесс он называл поначалу “сопряжением” корней, а
позднее – “скорнением” ) . По такой методике строились
“экспериментальные” произведения: “Заклятие смехом” , “Любхо” и др.
Эксперимент распространялся и на синтаксис (вплоть до отказа от
знаков препинания) , порождая особую ассоциативную структуру стиха на
внешней основе примитивистской техники и подчеркнутого
инфантилизма поэтики: раешник, лубок, анахронизм, “графоманство” и
т.п. “Ребенок и дикарь, - писал Ю. Тынянов о Хлебникове, - были новым
поэтическим лицом, вдруг смешавшим твердые “нормы” метра и слова”
(Вступ. ст., 1,23) . Антиэстетическое “дикарство” и “инфантилизм”
Хлебникова действительно были формой футуристического эпатажа по
отношению к застывшему в общепринятых “нормах” старому буржуазному
миру. Однако целостная суть поэтико-лингвистических экспериментов
была шире и включала в себя не только разрушающий, но и созидающий
пафос. С уходом в послеоктябрьском творчестве Хлебникова
нигилистического начала поэт отказывается от многих крайностей своих
экспериментов в сфере “заумной” поэтики. В то же время он продолжает
поиски методов обновления жанровой структуры лирики, эпоса и драмы
на пути создания единого “синтетического” жанрообразования. Сюда
следует отнести неудачные хлебниковские попытки создания
“сверхповестей” (“Царапина по небу” , 1920; “Зангези” , 1922) ,
замысленных как своеобразная “книга судеб” , содержащая
универсальные ключи к овладению “новыми” знаниями и законами
жизнетворчества.
Оставаясь в русле утопических идеалистических концепций, Хлебников в
условиях нового времени объективно не мог объединить вокруг своего
философско-поэтического учения продолжительно действующее
художественное направление. Однако его художественный вклад в
теорию и практику советской поэзии чрезвычайно значителен
(словотворчество и рифмотворчество, разработка интонационного
стиха, многоголосие ритмов, философская проблематика,
гуманистический пафос, жанровые новообразования и др.) . Маяковский,
считавший стихи Хлебникова образцом “инженерной” ,
“изобретательской” поэзии, понятной “только семерым товарищам-
футуристам” , говорил, однако, что стихи эти “заряжали многочисленных
поэтов” . Действие хлебниковского “заряда” , в силовое поле которого
попали Маяковский, Н. Асеев, Б. Пастернак, О. Мандельштам, М.
Цветаева, Н. Заболоцкий и мн. др., распространяется и на современную
советскую поэзию (В. Высоцкий, А. Вознесенский, Е. Евтушенко,
представители т. н. “рок-поэзии” и др.) .
[1] Возможно, этот факт повлиял на дальнейшее творчество
Хлебникова.
[2] Поэт переживал за Судьбу России и был уверен, что лучшее для
страны в данный момент - революция.
[3] Для Хлебникова революция была всё же потрясением.
[4] Хлебников был истинным патриотом, возможно благодаря этому и
имел место такой творческий взлёт.
|
RSS: